Серый туман - Страница 4

— Еще жив, — вслух комментирует он. — Робин, как его состояние?

«Сканер показывает обильное внутреннее кровотечение. Повреждены левая плевральная полость и околосердечная сумка, хотя сердце не задето. Состояние бессознательное. Медицинский модуль челнока активирован. Приступаю к восстановлению раны и возвращению крови в кровеносную систему».

— Что с женщиной?

«У объекта нападения перерезаны трахея и сонная артерия. Потеря более трех литров крови. Сердце остановилось. Состояние клинической смерти. Смерть коры головного мозга в пределах четырех минут. Достоверная реанимация невозможна».

— М-мать… — зло цыкает Хранитель. — Жалко девчонку. Не закричала бы в последний момент… Ну почему я не оказался чуть-чуть ближе? Немного ведь не успел! Робин, может, все-таки сможем и ее вытащить? Случайность ведь.

«Сам понимаешь, что случайности здесь ни при чем. Допущенная потеря крови смертельна, кровь разлита по грязи и возвращению в организм не подлежит. Кроме того, реанимация и восстановление всех функций глотки потребует не менее месяца пребывания в лечебном коконе. Мы не сможем обосновать ее спасение перед ней самой, ни перед другими. Фарлет, сейчас не время для самобичевания. Медицинский модуль заканчивает коррекцию раны кандидата, максимум через две минуты ты должен уходить».

Хранитель опускается на колени перед телом женщины. Одной рукой она все еще сжимает горло, словно пытаясь прикрыть рану, на лице застыло выражение ужаса и отчаяния. Глаза неподвижно смотрят в черное небо. Мужчина осторожно дотрагивается до ее лба кончиками пальцев.

— Ты сдохнешь у меня, мразь! — сквозь зубы обещает он неизвестно кому. — Ох, сдохнешь!

«Фарлет, напоминаю о необходимости самоконтроля. Ты перевозбужден. Люди в таком состоянии допускают ошибки, о которых потом жалеют всю жизнь».

— Мне и без того есть, о чем жалеть до самой смерти и еще немного после нее, — по-прежнему сквозь стиснутые зубы огрызается Хранитель. — Не беспокойся, я себя вполне контролирую.

«Реанимация кандидата завершена. Достоверность в пределах нормы. Фарлет, с юга приближаются два потенциальных свидетеля, время опасного сближения — двадцать пять секунд. Напоминаю, что задернутые занавески не спасают от прямого столкновения. Необходимо немедленно покинуть сцену».

Хранитель еще раз касается лба мертвой женщины пальцами, опускает кончики пальцев ей на веки и замирает.

«Не стоит. При осмотре сцены криминалист наверняка обратит внимание на закрытые глаза. Фарлет, я понимаю твои чувства, но…»

— Ни хрена ты не понимаешь! — морщится Хранитель. — Вещдок сделал?

«Требуемый предмет синтезирован и находится в приемном боксе уже семь минут. Установить на местности?»

— Разумеется, — кивает Хранитель, поднимаясь.

Легкий хлопок, и по земле катится мятый бумажный листок. Ветерок подхватывает его и, словно развлекаясь футболом, метко забрасывает между двумя полуприжатыми к земле ветками шиповника.

— Что у тебя там? — машинально интересуется Хранитель.

«Справка об освобождении на имя Перебойщикова Жака Петровича».

— Главарь, что ли? — Хранитель засовывает руки в карманы и медленно идет к машине. — Не забудь меченого сохранить, он еще понадобится.

«Забывчивость мне не свойственна. Десять секунд до опасного сближения с потенциальными свидетелями».

— Зануда же ты, Робин, — качает головой Хранитель. Он садится в операторское кресло челнока, и дверь затягивается за ним, словно ряска на болотном омуте. В тот момент, когда двое мужчин в перепачканных малярных робах приближаются к фонарю и замирают, рассматривая два тела, почти невидимая тень скользит над кустами и окончательно растворяется во тьме.

Паренек, скорчившийся на земле, с трудом разлепляет глаза, со стоном ощупывая рану на два пальца ниже ребер.

23.10.1581, понедельник

За окном снова собирался дождь.

Олег подошел к окну и устало оперся на подоконник. Туман стелился по земле, затягивая все вокруг мутной пеленой. Опять дождь, опять осень, опять слякоть… И почему бы нашим славным народным ученым не придумать метеогенераторы? Уже лет пять как трубят о выдающихся прорывах, премии получают. Солидные премии, даже того, что родное государство оставляет, хватает на приличную жизнь. Почти как у меня.

Он задумчиво продефилировал от окна обратно к креслу, своей гордости — черному, кожаному, вращающемуся. Комитет получил такие совсем недавно, под лимиты развития. Олег задумчиво усмехнулся, в очередной раз представляя себе вытянутое лицо снабженца-конкурента из Соцбыта, давнего противника в баталиях по выбиванию всех и всяческих дефицитов. Впрочем, лично они никогда не встречались, и в своих мыслях Олег позаимствовал ему лицо из серии «Их ищет полиция», которую видел недавно на доске объявлений. Вот еще взяли моду в последнее время — на досках объявлений бандюг разных вешать. Профкому стенгазету присобачить некуда, а они туда же… Можно подумать, солидные чиновники из Комстроя все враз кинутся на улицу уголовников отлавливать. Нет, полиции за это деньги платят, вот пусть они и пашут. Нас охраняют. А если не справляются, пусть пашут больше…

Звякнул телефон.

— Шустрик? — раздался в трубке насмешливый голос. — Привет доставалам. Чем занимаешься?

Пашка Бирон прекрасно знал, что Олег не переносит кличку «Шустрик». Как в школе прилепили, так и не переносит. Вот так, значит? Ладно. Война так война.

— А-а, Бегемотик! — фальшиво-приветливым тоном воскликнул Олег, поднеся микрофон трубки поближе ко рту, чтобы чуткая техника немного напрягла барабанные перепонки собеседника. — Ну, здравствуй, дорогой! Гиппопотамчик ты наш, сколько лет, сколько зим! С чем на сей раз пожаловал, референт ты наш всезнающий?