Он наколол на вилку маринованный опенок и принялся жевать.
— В общем, еще раз: губу не раскатывай. Шансов, что я стану Нарпредом, у меня если и больше нуля, то без микроскопа не разглядеть. Наверняка я нужен Шварцману для какой-то своей игры. Не знаю, для какой, но ничего хорошего я от него не жду. Не работай я сейчас на Хранителей, не пообещай они мне защиту, я бы сразу послал его далеко и надолго, и плевать на карьеру. Жить хочется больше. Ясно?
— Чего уж яснее…
— Замечательно. Ёщщ, как говорят наши черненькие южные друзья в таких случаях. Но поскольку Хранители меня вроде как прикрывают, я готов рискнуть. Выборы состоятся в ближайшее время, и что получится, фиг знает. Но, надеюсь, что-то я с них поимею. Хотя бы известность, что ли. Но предположим, что случится невероятное, и я стану Нарпредом. Пашка, все куда сложнее, чем тебе кажется. Думаешь, поменяешь министров с замами, и все под твою дудку плясать начнут? Шиш тебе. Группировок много, у всех свои интересы, и просаботировать любые приказы им как два пальца об асфальт. А я — никто, пустое место, даже воевать толком не умею, не мой стиль. Со всеми договариваться придется. Конечно, кого-то поменяем, разумеется, но в основном — договариваться. Торговаться, покупать и продавать. Не волнуйся, здесь я игрок не самый хреновый.
Бирон скептически посмотрел на него.
— Договариваться? — пробормотал он. — Дипломат ты наш недорезанный, Шустрик… Ну ладно, договаривайся. Только съедят тебя за переговорами. Они, в отличие от тебя, зубами наверх дорогу прогрызли, те еще волки. Говорю же, нужно действовать резко!
— Слышал уже, не зуди! — нахмурился Олег. Он машинально погладил пальцами пээс. — Резко — значит, без башки остаться. Значит, так, друг ты мой милый, слушай сюда. Что тебе в голову пришло кандидатов подбирать, хорошо. Подбирай. Но только заруби на носу: весь подбор — в голове. Смотри на людей, проверяй, подходят ли, комбинируй мысленно, но никаких прямых разговоров или даже намеков. И никаких, слышишь, никаких записей! Попадутся такие бумажки в руки кому не надо, и нет ни нас, ни кандидатов. Усек?
Бегемот машинально кивнул, но тут же спохватился.
— Как — без записей? — удивился он. — Я же запутаюсь! Думаешь, такую ораву народа можно в башке удержать?
— Твое дело. Не хочешь или не можешь — не делай. Твоя идея, в конце концов, вот и отдувайся. Все лучше, чем раньше времени собак дразнить. Я тоже мозгами поработаю, периодически станем обсуждать, что придумалось. Но только после того, как я явно позволю. Эта волшебная штуковина просто так разговор не экранирует, включать нужно.
Внезапно Олег обмяк, словно проколотый надувной матрас. Острая боль пронзила затылок, словно его снова ударили кастетом. Встревоженный Бирон склонился к нему, стараясь поймать взгляд.
— Что, Олежка? — испуганно спросил он. — Что случилось? Плохо?
— Шрам… — пробормотал Олег, осторожно ощупывая затылок. — Словно горячим железом приложились. Да фигня. Другое плохо. Понимаешь, Шварцман и прочие волки не так страшны. Они свои люди, простые и понятные. Кого-то обманем, с кем-то договоримся, кого-то подсидим и подставим. А вот Хранители… Мы играем в свои игры, пока они позволяют. И чего они хотят, я так и не понимаю. Так что, Пашенька, пустыми фантазиями занимаемся. Как детишки на пляже — строим песочные замки и играем в войнушку, пока родители домой не соберутся…
— Пессимистичный ты наш, — хмыкнул успокоившийся Бегемот, распрямляясь и отворачиваясь. — Хотели бы — давно бы всех построили. Раз не строят, значит, есть пространство для маневра. Так что забудь-ка пока про них. Станешь Народным Председателем, а там посмотрим.
— А там — посмотрим! — неожиданно озорно подмигнул ему Олег. — А вдруг, Пашка, я действительно стану Нарпредом? Что нам тогда Хранители!
Сквозь просвет в облаках в окна ресторана ударил луч закатного солнца, затмевая блики вращающегося под потолком зеркального шара.
Когда поздно вечером в темной подворотне двое заступают тебе дорогу, а еще один отрезает путь к отступлению, печальные выводы о ближайшем будущем напрашиваются сами. Михась затравленно прижался к стенке, озираясь по сторонам. Внезапно сообразив, он сдернул с носа очки и сунул их во внутренний карман пиджака.
— Ну, гады, подходите! — сжимая кулаки, отчаянно крикнул он срывающимся голосом в смутной надежде, что кто-нибудь его услышит. Но глухая подворотня поглотила все звуки.
— Привет, Михась. Ты чего? — удивился смутно знакомый голос. — Это ж я, Васян, не узнал, что ли? — Одна из фигур, поплюгавее, подошла поближе и вдруг загоготала, дружески ткнув Михася в бок. — Эй, ребя, он уже стеклышки снял, думал, бить начнут! Во зашугали-то как парня! Да ты чего, забыл, как вместе в винный стояли?
Он опять заржал.
— Ладно тебе, кончай кулаками размахивать, все равно ж ни хрена не видишь.
— При… — Михась прокашлялся, проглотив комок в горле. — Привет, Васян… Не узнал…
Где-то в глубине души он надеялся, что трехмесячной давности события в винной очереди бесследно канули в прошлое вместе с полублатным — или совсем блатным? — Васяном. Но прошлое оказалось куда прилипчивее, чем хотелось бы.
Осознав, что бить его пока не собираются, Михась неуверенно вернул на нос очки. Он опасливо покрутил головой, озираясь на придвинувшихся вплотную амбалов, затем вновь повернулся к Васяну.
— Как-то неожиданно вы… ты… — Он запнулся, не зная, какое обращение подойдет к ситуации. — В общем, неожиданно… в подворотне… Меня тут дважды грабили, вот я и…