Дуболом снова откашлялся.
— В общем, шеф, они намерены трясти нас как липку. И еще…
Он нерешительно замолчал.
— Ну, давай, давай, не тяни резину, — рявкнул на него Треморов. Его лицо все еще оставалось багровым, как у астматика в бане, голос звучал резко, почти истерично, но лихорадочный блеск из глаз уже пропал. Дуболом заключил, что гроза пронеслась стороной или, по крайней мере, не над его головой. На головы других же ему было глубоко наплевать, так что он послушно продолжил:
— Еще объект, уже сильно наклюкавшийся, правда, сообщил, что парламент Сахары крайне негативно — так и сказал, шеф, по записи цитирую! — крайне негативно относится к отсрочке свободных демократических президентских выборов в нашей стране, мол, какими бы причинами она ни вызвана…
— Выборы, мать их за ногу! — гаркнул Треморов, снова с размаху шваркнув по столу ладонью, отбив ее и зашипев сквозь зубы от боли. — Все им выборы, чтоб им за обедом икалось! Не наши выборы их волнуют, а свои собственные! Ублюдки! Да плевать они хотели с высокой колокольни на нашу народную демократию! Просто черножопым перед собственными выборами покрасоваться надо! И плевать они хотели, что у меня армия голодная, на островах солдаты от дистрофии мрут, что в городах бунты через день! В деревне мужики самогон глушат уже двадцать часов в сутки, а оставшиеся три изображают, что работают, да так изображают, что режиссер театральный бы позавидовал! А урожая — хрен!
Народный Председатель вскочил из-за стола и принялся быстро ходить взад-вперед.
— Да в такой ситуации мой любимый народ не то что меня не выберет, — выкрикнул он в пространство, — он и за хрена лысого не проголосует! А на следующий день во всей стране такая заваруха начнется, что даже хваленые сахарские зеленые береты не справятся! Да они, гады, на то и рассчитывают, думают, что настало-таки время Ростанию изнутри развалить! Да хрен им, а не развал! Они меня еще не знают как следует…
Треморов неожиданно умолк, как выключился, и внимательно посмотрел на Дровосекова. Тот по-прежнему сидел навытяжку в гостевом кресле и преданно ел глазами начальство. По всей видимости, начальство осталось довольно результатами осмотра, так что вернулось в кресле, достало из кармана сигареты и закурило.
— Ладно, — неожиданно мирно сказал Треморов, разгоняя ладонью ароматный дымок, — в каком направлении мозги по ящику промывать, ты понял. Поменьше про наши долги, побольше про сахарские выборы. Про временные трудности пока перестаньте трепаться, замените мировым заговором против Ростании, только поаккуратнее, чтобы наших черненьких друзей не обидеть. Еще примут за чистую монету, запросы начнут слать, ноты, нам оно пока не надо. С Папазовым посоветуйся, как лучше оформить, он тут голова. Насчет кредитов переговоры продолжать, но — неявно, и не с торгпредством, а напрямую с банкирами из тех, что повлиятельнее. Шантажируй их малолетними шлюхами, обещай концессии, долю в прибыли, перевод наших счетов в их банки — в общем, делай что хочешь. Обещания выполнять все равно не станем, нам бы день простоять да ночь продержаться…
Треморов замолчал и начал барабанить пальцам по столу.
— Скажите, шеф, а что нам с закупками зерна в Сахаре делать? — осторожно проговорил Дровосеков. — Из Минпрода секретный отчет пришел. Зерна даже до весны не хватит. Я думал…
— Много думаешь! — резко оборвал его Треморов. — Здесь мозгами работать мне положено, тем более что жратва не твоего ума дело. Оставь ее Смитсону. Ты выполняй, что сказано. Хорошо выполнишь — молодец, будет тебе пряник, будет и свисток. Плохо выполнишь — кроме себя винить окажется некого. Впрочем…
Треморов задумался. Потом махнул рукой.
— Впрочем, ладно. Думаю, тебе тоже знать не повредит. Ты с Хранителями общался на предмет сто лет как обещанной поддержки?
Дровосеков поспешил кивнуть.
— Вот именно, общался, но толком ничего не так и не выяснил, по глазам вижу, — Треморов поморщился. — Скользкие, сволочи, как налимы. Но я вчера разговаривал с… да хрен их разберешь, все на одну морду, и не поймешь, один и тот же или разные. В общем, разговаривал я с Хранителем. Он наконец-то твердо пообещал, что с выборами нам помогут. Хранители, конечно, гнилые людишки, все про благо народа толкуют, совсем как наши героические деды. Хоть книжку с них пиши, — Нарпред ехидно улыбнулся. — Но раз пообещали, сделают в лучшем виде, не сомневайся. Так что и выборы у нас пройдут, и демократически избранный през… тьфу, Нарпред в моем лице случится. А там и кредиты снова пойдут. В общем, не забивай себе голову. Иди.
Дровосеков с готовностью кивнул, вскочил навытяжку и почти уже отдал честь, но спохватился, что без головного убора. Развернувшись на каблуках, он отчеканил шаг к двери и уже ухватился за ручку, когда вкрадчивый голос Треморова остановил его:
— Да, пока не забыл. Скажи-ка мне, друг милый, что за новость у нас такая — АНД? Может, слышал случайно? Краешком уха так?
Директор Управления Общественных Дел замер на месте ледяной статуей. Он почувствовал, что по спине ползет струйка пота. Неужто Шварцман успел настучать? Ну точно, Шварман. Больше некому.
— Антинаркотические дружины… — Треморов покатал слова на языке, словно смакуя на вкус. — Хороший у нас народ. Сознательный. Государство вот, видишь, не торопится проблему решить, так простые люди сами проявляют инициативу. Берут, так сказать, быка за рога. Раз — и вот уже у нас стихийные боевые отряды. Два — и они решительно громят мерзкие притоны и забивают ногами уличных торговцев. Три — поднабравшись опыта, начинают выеживаться перед доблестными органами общественных дел и поднимать народ на борьбу за новое правое дело… Здорово, да?